и еще продолжение Playboy: Какой костюм был самый странный?
Тилль: Это было в маленьком захудалом клубе, где мы играли наши первые 3 концерта в Нью-Йорке. Клуб был переполнен, мы играли OF и в традиционных баварских кожаных штанах.
Playboy: Бесстрашно служа клише немецкого фольклора?
Тилль: Абсолютно. Там Германия - это Мерседес, квашеная капуста и кожаные штаны. После концерта 2 черных хип-хоппера подошли к нам и сказали: мы ненавидим это металлическое дерьмо, но вы, парни, - сила.
Playboy: Вы когда-нибудь выступали под наркотой?
Тилль: В прошлом - постоянно. Мы перепробовали все, кроме инъекций, все от косяков до кокаина. Это было своего рода соревнование: насколько группа экстремальна? Только эффекта ради.
Playboy: Почему вы бросили?
Тилль: С одной стороны, концерты стали слишком длинными. С другой стороны, тело стало подавать мне предупредительные сигналы. Когда мы записывались в Швеции, мне было тяжело преодолеть даже 2 лестничных пролёта, потому что я был полон сигарет, алкоголя и таблеток. Однажды возник крошечный белый флажок и показал мне: если я продолжу в таком же духе, то стану больным «нарком-синячком».
Playboy: Между тем у Rammstein есть такие именитые фаны, как Heino. (немецкая икона фолк-музыки - прим. перев.)
Тилль: Да, он недавно объявил себя фаном Rammstein. Ему понравилось наше альпинистское видео "Ohne Dich". Удо Хёргенс (знаменитый немецкий ветеран поп-музыки, родившийся в Австрии - прим. перев.) разговаривал с нами на вручении премий Echo и просил сфотографироваться с нами, так как он очень нас любит. Но кто знает, кто пожмет нашу руку завтра, когда успех пройдёт.
Playboy: Вы хотите быть любимыми?
Тилль: Любой ценой. Кто говорит «нет», лжёт.
Playboy: Кажется, за рубежом вас любят больше, чем в Германии.
Тилль: В других странах признание намного больше. Невероятно, когда в Париже, в Bercy, легендарном французском зале, 20.000 французов поют с тобой на немецком языке. На немецком! А ведь обычно французы не любят говорить на других языках. Я могу позволить себе сказать: мы - пионеры немецко-французской дружбы.
Playboy: Потому что французы произносят " Bück Dich " как " Bück disch"?
Тилль: Точно. Это очаровательно. В Мексике наши песни поют полностью, не только припев. Каждая строка на прекрасном немецком языке, несмотря на их ненависть к гринго и прогрессу. Я обожаю мексиканцев.
Playboy: В вашей новой песне "Benzin" и клипе к ней вы впервые иронизируете над собой.
Тилль: Она не имеет никакого отношения к иронии. Жажда бензина – это тоска по очень многим вещам. Но вы правы: в последнее время мы делаем очень много забавных клипов. Снова настало время для путешествий в темных водах.
Playboy: Как рождается Ваша лирика?
Тилль: В абсолютной тишине. Смотрю на природу. Ноутбук. Музыка всегда появляется раньше, и я обдумываю, какой текст ей подходит. Песня может быть о воде. Или об отвратительном парне, который болтается вокруг детского сада.
Playboy: На вашем новом альбоме "Rosenrot" есть песня о геях "Mann gegen Mann". Вероятно, вас начнут упрекать в гомофобии, не так ли?
Тилль: Возможно. При этом замысел был совершенно другим: зависть к этим парням, которые просто посмотрят друг на друга в клубе и уже идут зажиматься. Без этой идиотской эпопеи с цветами и тремя ужинами прежде, чем тебе позволят это сделать. У них всё намного проще, чем у гетеросексуалов. Геи только взглянут друг на друга – и у них уже быстрый и хороший секс. Я втайне надеюсь, что песня станет гимном в гей-клубах.
Playboy: Для клипа "Stripped" вы использовали сцены из фильма «Олимпия» Лени Рифеншталь. Сейчас вы бы сделали это?
Тилль: Нет. Потому что я устал слушать голословные обвинения в том, что мы – правая группа. Моя дочь - самое дорогое, что есть у меня в жизни - спросила меня тогда: скажи мне, ты играешь в нацистской группе? В тот момент я понял, что мы перешли черту. Это материализовалось.